«Проникновенье наше по планете
Особенно заметно вдалеке:
В общественном парижском туалете
Есть надписи на русском языке!»
Владимир Высоцкий «Ах, Милый Ваня! Я гуляю по Парижу…»
Планы на утро нового дня умещались в 4 буквы – Лувр. С удовольствием проглотив по круассану с капучино в ближайшей кофейне, мы отправились обогащаться духовно и увидеть наконец-то ту улыбку, которую рисовали почти 12 лет! Знаете, прогулки по Парижу оставляют после себя очень двойственное впечатление. Сказывается, наверное, специфика крупных туристических городов: пока идёшь по более-менее главным и центровым улицам – всё шоколадно. Чисто, уютно. Многолюдно, но терпимо. А стоит пройтись проулками и боковыми улочками и можно увидеть картину, которую я имел сомнительное удовольствие наблюдать и в Питере, и в Нью-Йорке, и в Барселоне. Многие здания давно и отчаянно требуют ремонта. Мусорные кучи и какое-то общее запустенье. Маргинальные личности, которые считают, что справлять малую (а иногда и большую) нужду в туалетах – это признак «зашоренности мышления» и «морально-культурного рабства». Мда.
Всё ещё рассуждая о таком неоднозначном поведении местных клошаров и их единомышленников, мы сами не заметили, как вышли к той самой стеклянной пирамиде. Не раз я слышал истории о легендарных очередях в Лувр. Мол, там можно простоять достаточно времени, чтобы познакомиться, влюбиться, построить семью, наладить быт – и всё это даже не доходя до металлодетекторов на входе. Эти опасения отчасти оправданы, и я видел тому достаточно фото-подтверждений. Однако, в тот день, Госпожа Удача решила, что 40-50 минут ожидания с нас будет достаточно. Имейте в виду, Лувр огромен! Если запланировали пройти его весь, планируйте на его посещение целый день. А если вы любитель постоять, поглазеть на картину и потерзаться вопросом «Что автор хотел сказать своим произведением?» - смело закладывайте несколько.
Безусловным фаворитом здесь для многих, разумеется, считается знаменитая «Джоконда» Леонардо да Винчи. Печально только, что с развитием социальных сетей, шедевр превратился в какой-то суррогатный трофей для Инстаграма. Люди прорываются к самому ограждению, достают телефон, делают сэлфи и … уходят. Некоторые даже не смотрят на саму картину. Поэтому я даже не пытался протиснуться сквозь плотное кольцо «ценителей», а спокойно ждал, пока отполыхают вспышки фотокамер, будут поставлены геотеги и народ сам собой рассосётся. В итоге, на то чтобы подойти максимально близко, мне потребовалось 3-5 минут. В тот момент я вспомнил, прочитанный где-то факт о том, как в 1911 году один ушлый итальянец сумел выкрасть «Мону Лизу». Через три года, когда, как ему казалось, фурор связанный с её пропажей улёгся, он не придумал ничего умнее, как выставить картину на продажу. В объявлении написал честно: «оригинал картины «Мона Лиза»». На его беду, коллекционер, пожелавший её купить оказался подозрительным и сообщил об объявлении в полицию. Незадачливого медвежатника оперативно скрутили. На допросе Винченцо заявил, что слямзил картину по патриотическим соображениям – хотел, чтобы шедевр вернулся на родину, в Италию. Смотря на покоящуюся под бронестеклом загадочную улыбку, я размышлял, думал ли да Винчи, когда писал её (всю Джоконду, не только улыбку), что со временем его творение будет вести столь бурную светскую жизнь и его увидят десятки миллионов глаз? И это не гипербола: в одном лишь 2018 году был установлен рекорд по посещаемости Лувра – более 10 миллионов человек! Это, как если бы ВСЯ Бельгия сорвалась и решила бы сходить в музей.
После почти четырёх часов впитывания искусства, мы решили наскоро перекусить и не понижать культурный градус. Благо, идти было не так далеко, и мы отправились на поиски одного из самых знаменитых готических храмов в мире. Он строился почти 200 лет и был увековечен Виктором Гюго в его одноимённом романе. Речь, конечно же, о Нотр-Дам-де-Пари. Мы подошли к нему со стороны известного по многочисленным фото Западного фасада. Над небольшой площадью перед ним витал настолько сильный кошачий дух, что дыхание перехватывало не только от архитектуры. Так как очередь желающих посмотреть внутреннее убранство (и, вероятно, желающих убраться поскорее с условно свежего воздуха площади) растянулась на половину острова Сите, мы решили, что внешнего осмотра будет достаточно. Перейдя очередной мост, чьи перила ломились под тяжестью замков всех цветов, видов и размеров, перед нами предстал совершенно иной Париж: тихие узкие улочки, выложенные булыжником. Те самые кафешки для местных, куда парижане ходят ради кофе, приятных встреч, свежайших круассанов и сплетен. После нескончаемого туристического галдежа было приятно очутиться в аутентичной атмосфере города и послушать, что он может рассказать.
«Шумны вечерние бульвары,
Последний луч зари угас.
Везде, везде всё пары, пары,
Дрожанье губ и дерзость глаз.»
Марина Цветаева «В Париже»
В хитросплетение парижских переулков мы отправились не просто так. Ранее, я довольно долго шерстил Интернет на предмет одного знакового блюда, которое стоит попробовать хотя бы раз в жизни – лягушачьих лапок. Незадачливых земноводных раньше можно было поесть много где, но усилия защитников животных не пропадают втуне и теперь даже в Париже не очень легко найти этот деликатес. Устроители же того ресторана, в который мы, в итоге, пришли, решили сходу исключить все недопонимания. На входе нас встречали статуи двух лягушек. Панно внутри ресторана были посвящены лягушкам. На кожаных обложках меню были оттиснуты лягушки. Всё как бы подготавливало к тому, что это заведение могло похвастаться 14 возможными способами приготовления лягушачьих лапок. Официант, отработанным движением положив перед нами меню, тут же стал описывать какой-то сложносочинённый рецепт, который появился у них в ресторане недавно, но просто обязан был нам понравиться. В него входили полтора десятка специй, вино, тёртый рог единорога, чешуя дракона и дроблёный философский камень. Наши лица, щедро сдобренные замешательством, немного отрезвили его, а я воспользовался паузой в его словоизлиянии и объяснил, что пробовать лягушек мы будем впервые, поэтому нам бы чего попроще. А винца можно принести просто так, как самостоятельное блюдо, так сказать. Наш провожатый по кулинарным саваннам ненадолго задумался и изрёк, что неопытным поедателям зачарованных принцесс лучше начинать с хорошо прожаренных ножек в чесночном соусе. На том и порешили.
Говорят, что по всему миру ежегодно съедается порядка 3 миллиардов лягушек. И только в беднейших странах ещё остаётся охота на диких представителей вида. В то время как основное количество лягушачьих лапок поступает со специальных ферм по их разведению в странах Юго-Восточной Азии. Одна лишь Индонезия, к примеру, ежегодно экспортирует более 5000 тонн будущих деликатесов.
Откуда были родом те лягушачьи лапки, которые были поданы нам, я не знал, да и не особо интересовался. Сам их вид был довольно оригинальным: будто лягушку зафиксировали в момент прыжка, разрезали ровно посередине, переднюю часть выбросили, а заднюю обжарили до золотистой корочки. Матушка, глядя на это, малодушно сказала: «Ты первый!» и загрузилась вином. Я осторожно куснул и вынужден был признать, что этот деликатес мне нравится. Чесночный вкус умело был подчёркнут пряностями, мясо исходило соком, а рис, поданный на гарнир, сглаживал непривычность вкусового букета, делая его более однородным и сбалансированным. Ну и винцо, конечно, тоже пришлось ко двору. Сама техника поедания заставляет провести параллели с куриными крылышками. Так же разламываешь и обираешь мясо с костей. Банальное сравнение, но мясо, реально похоже на куриное. Только текстура чуть более нежная. Вдохновлённая моим чавканьем, мама тоже отважилась попробовать и вынесла вердикт «на удивление съедобно».
Пару часов и бутылку Бордо спустя, мы отправились обратно в отель. Шли пешком, но если тебе не на работу завтра в 6 утра, то ехать на метро по вечернему Парижу сродни преступлению. Мягкий свет бесконечных фонарей и фонариков, уютно светящиеся витрины магазинов из кафе, из которых, порой, слышны напевы Эдит Пиаф или Мирей Матьё. Сена неторопливо шуршит под мостами и по ней снуют увешанные гирляндами паромы, развозя гуляк, кутил и бонвиванов по городу. Почти отовсюду видна Эйфелева башня – символ, неразрывно ассоциируемый как с Парижем, так и со Францией в общем. Символ, на самую маковку которого мы решили забраться завтра.
«Вечер... Тучи... Алый свет
Разлился в лиловой дали:
Красный в сером — это цвет
Надрывающей печали.»
Максимилиан Волошин «Осень... осень... Весь Париж...»
Пока шли, обсуждали ощущения от Парижа. Оказывается, у нас обоих было чувство, будто столица Франции приветствовала нас словами: «Ну?! И чё припёрлись??». Настолько она была холодна и неприветлива. Причём, в отличии от той же Венеции, с её не слишком обходительными, уставшими от туристов продавцами в магазинах, в Париже все были чертовски услужливы. Везде люди были сердечны, постоянно улыбались и были готовы ответить, казалось, на любой вопрос. Подводило само ощущение города. И только тогда, когда мы выходили из лабиринта улочек и макушка Эйфелевой башни кокетливо показалась из-за зданий, мы поняли, что это была такая своеобразная проверка. Париж будто сомневался, стоит ли нам доверять и поэтому открываться не спешил. Но, видя, что мы серьёзно и решительно настроены насладиться им по полной, он снизошёл-таки и повернулся к лесу задом, а к нам – нарядным фасадом.
Должен признаться, что вблизи Эйфелева башня впечатляет. Мне даже стало чуть стыдно за то, что в одном из сочинений на французском я обозвал её «посредственной ржавой громадиной». Нет, она, конечно, местами ржавая. Да и размера немаленького. Но уж точно не посредственная. Ожидая увидеть непристойно длинную очередь, я был приятно удивлён: несмотря на то, что из 4-ёх входов работал всего один, очередь была весьма скромной и вскоре мы оказались внутри. После пешего подъёма под купол собора Святого Петра, матушка поверила в свои силы и решила подзабить ноги ещё чуть-чуть. Мы поднялись на максимальную высоту, куда можно было дойти пешком. В центральной части башни весьма уютно устроились несколько магазинчиков и кафе с просто астрономическими ценами. Оно и понятно – находясь там, та платишь 70% за вид и локацию.
На самый верх Эйфелевой башни можно попасть только на лифте. Там, откуда в ночное время суток светит мощный прожектор, имеется небольшая круговая площадка, забранная решёткой, чтобы особо впечатлительные личности не падали в обморок, а суицидники просто - не падали. С высоты открывается, поистине, шикарный вид на самые разные округи Парижа. Разумеется, такой вид нельзя не коммерциализировать. Ровно в центре и так небольшой смотровой площадки, стоит этакий крохотный скворечник, в котором можно купить небольшой бокальчик шампанского, дабы придать будущим приятным воспоминания привкус французских виноградников. Грабёж ситуации состоит в том, что один бокал стоит 7 евро. В принципе, там, на земле, за эти деньги можно купить целую бутылку недурственного вина. Но, как и с магазинчиками посередине башни - вы платите больше за эмоции, чем за напиток. Будь я на тот момент один, может и пожадничал бы, но я был при исполнении. Исполнении мечты. Посему, властно пресёк мамины протесты, взял два бокала, вручил один ей и, с высоты птичьего полёта глядя на Марсово поле, сказал: «Ну, с Днём Рождения, что ли!» Вот именно в тот самый момент я наконец-то ощутил, что подарил матушке тот самый подарок, о котором она мечтала, ещё будучи студенткой.
Конечно же, мы дождались заката и только потом вернулись на грешную землю. Время было ещё насквозь детское и мы решили пройтись по Елисейским полям и поглазеть на ценники с количеством нолей, способным ввести в нешуточное уныние бюджет небольшой страны. Несмотря на то, что до Рождества (католического, разумеется) было больше месяца, тематические ярмарки вовсю готовились к открытию. По обеим сторонам улицы, по которой мы шли кипела деловитая суета: ставились аккуратные деревянные домики, подъезжали грузовики с упакованными пока товарами, разнорабочие, под стимулирующие окрики нанявших их людей, сверлили, пилили, клеили и украшали. Расспросив несколько негоциантов, мы узнали, что завтра, 14 ноября, ярмарка должна открыться и самые нетерпеливые смогут набрать полную диафрагму рождественской атмосферы. Никто тогда и подумать не мог, что 13 ноября 2015 года запомнится Парижу и Франции надолго в самом что ни на есть минорном ключе.
«В большом и радостном Париже
Мне снятся травы, облака,
И дальше смех, и тени ближе,
И боль как прежде глубока.»
Марина Цветаева «В Париже»
Мы вернулись в отель и что-то дёрнуло меня проверить оставленный в номере телефон с отечественной симкой. На экране высветилось больше 40 пропущенных вызовов. Там были все – родные, друзья, коллеги по работе. Добрые 20 вызовов были от отца. Я тут же набрал его номер и на втором гудке из трубки загремело: «ГОСПОДИ БОЖЕ, ВЫ ЖИВЫ?!?! ЧТО У ВАС ТАМ ТВОРИТЬСЯ??!!» Во имя сохранности барабанных перепонок, держа телефон на вытянутой руке, я вышел на балкон. Улочка была тихой и маленькой. Внизу шли 2 мамы с колясками и активно жестикулировали. Не иначе как обсуждали последнюю распродажу или мужское вероломство. На углу улицы, устало смолили папиросы несколько официантов, урвавшие пару минут отдыха. Одно из окон в здании напротив было распахнуто и внутри виднелась компания молодых людей исполняла бессмертную оду праздности и любви к жизни – «Акуна Матата». Словом, идиллия.
Поэтому я, в некотором замешательстве, ответил отцу, мол, всё в ажуре, были на Эйфелевой башне, а что? В ответ телефонная трубка взревела: «ВКЛЮЧИ НОВОСТИ НЕМЕДЛЕННО!!!» Я включил. Долго искать канал не пришлось – по всем шло одно и то же: реки крови, разбросанные тела, пожары и полиция вперемешку с войсками. Оторопев, я принялся слушать диктора и читать бегущую строку. Оказалось, что очередным исламским фанатикам нетерпелось попасть на личную аудиенцию к Аллаху, и они организовали взрывы у стадиона «Стад де Франс», расстреляли посетителей нескольких ресторанов и захватили заложников в концертном зале «Батаклан». Кадры, которые передавало местное телевидение, я до этого видел только в Голливудских фильмах и компьютерных играх. Только на этот раз всё происходило взаправду и в неуютной близости от меня. Успокоив отца и обзвонив всех, чьи пропущенные висели в телефоне, я стал смотреть новости дальше. В сухом остатке выходило: более 130 человек погибли, 350 ранены. По всей стране введён режим чрезвычайного положения. Все войска приведены в состояние полной боевой готовности. В самом Париже введён комендантский час. Последний раз такая мера осуществлялась в 1944 году. И такое количество французов гибло только в период Второй мировой войны. Конкретно для нас дело осложнялось тем, что мы должны были вылетать завтра вечером, а официально объявление гласило, что все границы перекрыты до особого распоряжения. Ошарашенные развитием событий, мы пошли спать, отчаянно надеясь, что утро сможет-таки каким-нибудь невероятным образом быть мудренее вечера.
На следующий день, наперекор всем террористам, религиозным фанатикам и прочим асоциальным элементам, мы вновь пошли гулять по Парижу. Контраст был чудовищным. В знак скорби, потухла Эйфелева башня. Опустели бесчисленные кафе и ресторанчики: никто уже не сидел на открытых верандах, не потягивал лениво кофе и не наблюдал за неспешным течением жизни. Повсюду ходили угрюмые полицейские и вооружённые солдаты. Рождественская ярмарка, где вчера полным ходом шла работа, выглядела безлюдной и заброшенной. На наши вопросы, один из несостоявшихся продавцов печально вздохнул и пояснил, что власти объявили запрет на массовые сборища и начало работы теперь переносится на неопределённый срок. Весь Париж производил впечатление сильно раненного зверя, который замер и боится лишний раз пошевелиться, чтоб не сделать себе больнее. Жаль было бросать этот необычный город в столь плачевном положении. Хоть он и не принял нас сразу, а открывался лишь постепенно и с неохотой, он явно не заслужил столь варварского с собой обращения. Признаться по совести, я был внутренне готов к тому, что в тот день мы не улетим, ведь большинство рейсов было отменено. Однако, моя Госпожа Удача решила, по всей видимости, что потрясений с нас хватит. В самом аэропорту кишели сотрудники правопорядка всех мастей и документы у нас проверяли на каждом шагу. Но, если не считать этого и всего-то часовой задержки рейса, те трагические события никак не отразились на нашем отбытии домой.
«Париж не весь в домах, и в том иль в этом лике:
Он часть истории, идея, сказка, бред.
Свое бессмертие ты понял, о великий,
И бреду твоему исчезновенья - нет!»
Валерий Брюсов «Париж»
А вот и знакомый двор. Дом. Подъезд. Сознание, как обычно, ещё не догнало действительность. Душа всё ещё щурилась на Римское солнце и глазела с моста на проплывающие по Сене кораблики. Как только были разобраны все чемоданы, одежда развешена и магнитики прицеплены на холодильник, я сразу раздулся от гордости. Ведь я таки смог подарить маме поездку её мечты. Вряд ли она, конечно, мечтала о террористических атаках, взрывах и стрельбе. Но тут уж, миль пардон – в моей программе посещения Парижа этого не было. Как бы там ни было, я рад, что эта поездка состоялась. Таким образом я смог хотя бы отчасти отблагодарить матушку за всё ту любовь и поддержку, которую она мне оказывала и продолжает оказывать. За то воспитание, что она не вбивала в меня, а нежно вкладывала. Как учила, что настоящий мужчина познаётся по его поступкам и всегда отвечает за то, что сказал и сделал. Как твердила, чтоб всегда думал своей головой. Чтоб умел отстаивать своё мнение. Чтоб ел больше овощей.
Без всяких умных книжек, тренеров и жизненных коучей, ты рассказывала, что не бывает чёрного и белого. Хорошего и плохого. А есть только факты жизни и наше их восприятие. Убеждала, что нужно уметь прощать и не черстветь душой. Помню, как отговаривала меня от поспешных решений и опрометчивых поступков. А я не слушался, упрямствовал и скандалил. Потому что маленький был, незрелый и глупый. А ты всё понимала, не обижалась и любила. Так сильно и беззаветно, как может любить только мама. Чем больше мне лет, тем пронзительнее я понимаю, сколь богатый нравственный фундамент ты в меня заложила. И насколько бесценный опыт смогла мне передать.
Люблю тебя, мам.
Комментарии
Отправить комментарий